На этом месте Гейнц просыпается. Вечером звонок генерала-заговорщика Трескова: «Полковник вы передали мой коньяк?» «Извините, генерал, руки не дошли». «Отлично, полковник. Я перепутал бутылки. Там вовсе не то, что я хотел переслать с вами в Берлин. Завтра к вам заедет мой адъютант и заберет презент. Хайль Гитлер!» Утром следующего дня адъютант Трескова — тоже заговорщик, — забрал пакет, ожидая, что бомба взорвется в любую секунду. Когда в купе ночного поезда на Берлин бомба была разобрана, стало ясно, что механизм сработал, ампула была раздавлена, кислота разъела проволочку, отпущенный боек пробил взрывной капсюль, но детонатор не воспламенился! И бомба не сработала! Из сновидения Ганца следует, что фюреру суждено погибнуть от пули, через наложение рук на себя и, что Гейнц Брандт — одно из колец его обороны против случайностей. Ни одной развилки судьбы!… Бббамм!" Катя: «Взорвалась?!» Август: «Да! Вижу — конференц-казарма взлетает на воздух. Взрыв такой силы, словно от прямого попадания артиллерийского снаряда! Это настоящая адская машина! Воздушной волной из окон выбрасывает несколько трупов. Брандт получил страшные раны. Он умрет еще до конца дня». Катя: «А Гитлер?» Август: "Гитлер жив. Дубовая тумба спасла ему жизнь и рука полковника Брандта! Вижу — у него опалены чуть чуть волосы, лицо сплошь покрыто гарью. Оно блестит, словно вакса. На спине неглубокая ссадина от упавшей балки. Брюки разорваны в клочья. Но на теле ни одной капли крови! Опираясь на генерала Кейтеля, он выбирается из зала. Конференц-казарма горит. Гитлер ликует. Количество трупов вокруг внушает ему восторг перед силой, которая охраняет его жизнь: «Бомба взорвалась у меня под ногами! Ясно, что со мной ничего не может случится. Я должен идти избранным путем и довести свою миссию до конца. Я избежал смерти. Я более чем когда-либо убежден, что великому делу, которому я служу, не страшны никакие опасности!»
— Ты просто не захотел вмешаться, — негодует красавица.
— Это было невозможно. Ханнуссен блефовал, он знал, что .одноглазому полковнику Гитлера не прикончить.
— А может быть ты меня разыграл? — усомнилась Катя.
Август негодующе фыркнул и включил радио. Передавали классическую музыку — скрипичные сонаты Гайдна. Закрыв в изнеможении глаза, медиум устало подсвистывал скрипкам… Катя нервно курила.
Только поздно вечером Би-Би-Си, прервав передачу, сообщило в эфир о неудавшемся покушении на Адольфа Гитлера.
А еще через неделю Август Эхо был похищен в Швейцарии советской разведкой.
Здесь я вынужден поставить точку, потому что его дальнейшая жизнь для меня тайна. Скажу только, что прочитав бегло мои записки Учитель вычеркнул только два эпизода, но оба были связаны с его опытами войти в сознание пациента и полностью подчинить человека собственной воле. Почему-то эта тема была ему крайне неприятна, и он избегал говорить что-либо о такого рода экспериментах.
Так же Эхо поставил на полях один вопросительный знак, где я писал о выводах бернского профессора Витте-нболена, где он регистрирует способности Августа гипнотизировать птиц, животных и даже бабочек.
— Да, — сказал Август Эхо, возвращая записки, — через неделю после попытки Штауффенберга устранить Гитлера, 27 июля 1944 года, на дороге из Берна в Цюрих мою машину остановили, и я был похищен русской разведкой. Специальным самолетом через Италию и нейтральную Турцию доставлен на борту в Москву. Катя Иволга летела вместе со мной, убеждая стать на сторону русских в борьбе против Германии. Теперь ее роль для кменя стала окончательно ясной. Она созналась, что ртляется агентом советской разведки и назвала свое настоящее имя — Гермина… Ммда… Я был раздавлен случившимся. Как так? Ясновидец, гений, супермен и не смог раскусить пошлейшей интриги. Оказалось, что русские далеко продвинулись в столь тонкой материи. У них был свой гений, некто Барчеико. С начала двадцатых годов он колдовал над адской кастрюлей телепатии. И многого достиг. Он раскрывал мысленным поиском шифры противника. Но его самая блестящая идея — это проникнуть в ноосферу, в интеллектуальную оболочку Земли! Через комариный укол высосать кровь у Левиафана. Совершенно дьявольская задача. Ведь именно ноосфера копирует и запоминает все, что происходит в истории общества, человека, улитки. Его направляли чекисты, они же финансировали и они же расстреляли его в 37-ом году как оккультиста и врага народа. Так вот, моя несравненная Катенька была змеей из того серпентария. У нее самой были недурственные способности медиума. А прикрываясь от моего вторжения, она применяла защитную технику Барченко, и весьма эффективно. Она шпионила за Виттен-боленом, белой овечкой, а когда вышла на меня, в Москве поняли — в сеть попалась настоящая добыча. Эпизод с Гитлером вызвал панику, ведь точно так же я могу гулять по коридорам Кремля и Лубянки. Моя участь была предрешена. В день похищения в Москву были доставлены моя несчастная мать и отец. Их жизнь напрямую зависела От моего поведения. Так я стал пленником своего дара.
— И вы смирились с такой участью?
— Участью?! Не говори глупостей, Герман. У богов не бывает участи. Разве у Зевса и Аполлона была участь? Боги сами творцы участи, повелители судьбы и неба; считай меня богом, Герман!
Эхо зловеще расхохотался над моим затравленным видом.
— И не бойся зла. Не будь тривиальным зерном. Прорастай, Герман! Когда я понял, что захвачен русскими я пережил странное чувство. Россия! Мапщх столь великой мировой злобы не мог не привлекать пылкое воображение юноши. Признаться, я устал быть чистюлей. Я всегда был захвачен масштабами бесчеловечия, которые Россия являла трусливой Европе. Что могла дать мне эта буржуазная лужа мочи, где тонет бумажный кораблик третьего рейха? Европа слишком мелочна, чтобы быть истинной. Только здесь, здесь зло дошло до крайних размеров. А значит и подлинность! Когда самолет шел на посадку, я жадно прильнул к иллюминатору: полный мрак светомаскировки, и только на горизонте мерещилась исполинская колонна крови. Здравствуй, пасть ада! К тебе летят твои зубы. Меня колотил восторг, и хотя я крепко напился с охраной за часы полета, голова была ясна и трезва: только здесь я могу стать той силой, которая стоит выше добра и зла, только здесь я смогу дойти до любой крайности в силе, в мысли, в желаниях, и никто никогда не посмеет меня упрекнуть в том, что я бесчеловечен.