Я поспешно вернулась и внимательно оглядела каюту ошпаренным глазом. Ну, рожай! Да, сомнения улетучились — кто-то тайком побывал в моей комнате и тщательно осмотрел туалетный столик, порылся в пепле — зачем? — на дне фарфоровой пепельницы и! — открыл сейф отмычкой, и снова запер.
Тут, тук стукнуло сердце; ты, засветилась, Лизок.
Неизвестный даже заглянул за схему корабля в рамочке иод стеклом — что он искал? — но повесил назад неаккуратно. Значит это был мужчина.
Я открыла сейф в состоянии полной паники, вытащила на свет сумочку, закрыла глаза и сунула руку на дно — слава богу! — книжка на месте. Но письмо отца рука преследователя переложила с седьмой страницы — 7 мое число — на Г3-ую! Этот человек был явно искушен в мистических штучках и тем самым подставил меня под тень чертовой дюжины. А вот и кармашек, набитый
салатным листом, куда я уложила в зеленую колыбель носорога. Когда незйакомец перетряхивал сумку он выронил жука на пол и тот задал стрекача.
Мне опять повезло — беглеца он не заметил.
Лиза, кто-то сумел обнаружить тебя, раньше, чем ты почувствовала опасность! Берегись, тебя впервые в жизни опередили! И сразу вычислили. Скорее всего каюта была обыскана сразу, как только я вышла на палубу, где врезалась в Фелицату. О, это очень опасный враг… Это твоя смерть рылась в твоем сердце, Лизок.
И он не из стаи красных скорпионов. Ни слова ведь не было сказана гадами о том, что я обнаружена, а каюта моя обыскана. Значит, мой новый враг из другой команды. Карла говорил о том, что на мой след вышла русская специальная разведка. И вот они уже тут как тут! И здесь не обошлось без Марса, его бандиты взяли мой след в Веймолла, когда я смывалась в Финляндию.
Уйя!
Уноси ноги, шкуру и голову, Лиза!
Вот зачем тебя судьба саданула лбищем в стекло и заставила взять вторую каюту!
Я собралась за пять минут: сорвала все свои шмотки из шкафа и раскидала по комнате: меня украли! Переоделась в походное хаки — брюки, рубашка с погонами болотного цвета, кроссовки; книжку с письмом отца примотала назад к животу липким скотчем. Револьвер в задний карман, запас патронов в карман рубашки, и дала деру из каюты А5. Я утонула! Ах, да! Жук… Я поймала его на кафельной плитке, замотала в батистовый платок и — в карман рубашки, а клапан застегнула на пуговку, чтобы глупыш снова не выпал из люльки.
Спускаюсь на самую нижнюю палубу, где у меня куплена запасная каюта. Дежурный стюард удивлен моим столь поздним явлением, но я сплетаю байку о том, что гуляла с подругами, и он показывает мою норку, отдает ключи, список услуг, меню. Здесь удары моря о днище намного сильней, чем наверху, у богатых свинок. В моем шкафу без удобств, с узкой постелькой нет даже иллюминатора. Я сую тюльпану на чай, что-то с перебором и он никак не может понять кто я? По классу каюты —я человек средних достатков, а чаевых отстегнула с пеной на кружке, не дожидаясь отстоя. Но у меня свой расчет, кукла, я умоляю его помочь отыскать бедную девочку на инвалидной коляске, с сиделкой на запятках. Я тоже сиделка и должна ее подменить. Деньги отлично причесывают лакеев — и мой новый дружок, оседлав телефон, быстро находит нужный номер каюты. Все-таки ребенок в инвалидной каталке — не иголка в сене и замечен обслуживающим персоналом круизного рейса. Пожалуйста, вторая палуба, каюта Б037…
И я отправляюсь за Верочкой. Я не позволю, чтобы моя несчастная подружка стала добычей таких отвратительных пауков и по душевной простоте.стучала на меня. Я подарю ей новую жизнь! Выиграю для нее еще один лимон в баккара. Куплю пряничный домик на берегу озера с лебедями. Пусть она станет моим первым ребенком. А вам, фиг в рыло, козлы!
Вот нужный номер!
Перевожу дыхание. Держусь рукой за поручень вдоль стены.
По тому как покачивает корабль, мне ясно, что балтийский ветер продолжает крепчать… сколько глотков соленой воды он гонит к бортам корабля! Бррр… Скоро полночь, в коридоре пусто и светло.
Тук, тук, тук, стерва.
Она ни за что не откроет, тварь. Она в панике. Она уже знает, что случилось в кают-компании. Вся команда порезана вдребезги.
Слышу ее легкие шаги. Ближе, ближе. Вот она стоит у двери, приложив ухо к двери и сторожа звук.
— Стюард, — обращаюсь я к незримому слуге, — мне нужно передать записку от мадам Фелиц! Стучите сильней!
И снова: тук! тук!! тук!!!
И сиделка дрогнула, сработал рефлекс лакея.
Дверь открылась.
Револьвер к рылу и сразу по-русски: «Не рыпайся, свекла, если хочешь жить».
Она в ночной рубашке. В голове — бигуди. На лице озноб ужаса, но соображает быстро и юрко, как ящерица, накрытая рукой — отстегивает хвост. Молча кивает головой: я хочу жить.
— Где Верочка?
Показывает свекольным пальцем в сторону ванной комнаты, там слышен шум открытой воды.
— Ложись животом вниз и не дыши, падла!
Она починяется с торопливым страхом. Руки за спину! Бинтую скотчем запястья. Переворачиваю на спину. Ну и рожа! Начинаю лепить на плевательницу полоску липучки… Точно такая же злая физия с выщипанными бровками и поросячими ресницами была у нашей поварихи-раздатчицы в детдоме по кличке Любка Харчок. Она строго делила нас на плохих и хороших, на какашек и болячек. Я была — «какашкой», и иногда она, воспитывая, плевала мне в суп или на котлету. Демонстративно плевала и ставила на «люминиевый» поднос! Это у Любки называлось «проверкой на вшивость». Я отходила без подноса даже не пикнув, только закусив губу. Порой она так воспитывала какашку два-три дня, до голодного обморока… зато другие ребята наловчились — следить за плевком в супе и вылавливали его ложкой, — за борт! — и ели. Бедные дистрофики… Когда один раз Верочка попыталась ложкой выловить любкин плевок, я ее больно отколошматила.